И все поймете. Как душу рвет эта война, какую дикую, адскую боль я чувствую каждый день. А не поймете - это уже не мои проблемы. Я устал доказывать, объяснять, терпеть, прощать. Все. Терпелка кончилась.
Это не значит, что я желаю кому-то смерти. Это значит, что я желаю, чтоб не было смертей. Не поймете - опять же, ваши проблемы.
Я живой, хватит рвать меня крючьями вопросов, коментов, постов. Хватит. Я сделал выборЪ.
Геральт спросил о судьбах рубайл, но Ярпен ничего не знал о них. В свою очередь Ярпен поинтересовался женщиной по имени Йеннифэр, а Геральт почему-то сделался удивительно немногословным. Краснолюд хлебнул пива и принялся сетовать на то, что упомянутая Йеннифэр все еще обижается на него, хоть с тех пор минул уже не один годок.
— Я столкнулся с ней на ярмарке в Горс Велене, — повествовал он. — Едва увидев меня, она фыркнула навроде кошки и самыми что ни на есть ужасными словами отозвалась о моей покойной матушке. Я удрал со всей доступной мне скоростью, а она крикнула вослед, что когда-нить еще достанет меня, и уж тогда-то у меня из задницы трава вырастет.
Цири захихикала, представив себе Ярпена с травой, торчащей из штанов. Геральт буркнул что-то о женщинах и их неуравновешенных характерах, а краснолюд счел это чересчур мягким определением бабской зловредности, жестокости и мстительности.
Ведьмак темы не поддержал, и Цири опять задремала.
На этот раз ее разбудили возбужденные голоса. Точнее, слова Ярпена, который кричал:
— Именно так! И не иначе! Я так решил!
— Тише, — спокойно сказал ведьмак. — На телеге больная женщина. Пойми же, я не критикую ни твоих решений, ни постановлений…
— Еще бы, — язвительно прервал краснолюд. — Ты всего лишь многозначительно ухмыляешься.
— Ярпен, я тебя по-дружески предупреждаю. Тех, что сидят верхом на заборе, ненавидят обе стороны. В лучшем случае относятся к ним с недоверием.
— Я не сижу верхом. Я четко держусь одной стороны…
— Для этой стороны ты на веки вечные был и останешься краснолюдом. Чужаком. А для противоположной…
Он замолчал.
— Ну! — буркнул Ярпен, отворачиваясь. — Ну давай, чего ждешь? Скажи, что я предатель и пес на поводке у человеков, готовый за горсть серебра и миску отвратной жратвы броситься на побратимов, которые восстали против вас и бьются за свободу. Ну давай, давай, выблюй это из себя. Не терплю недомолвок.
— Нет, Ярпен, — тихо сказал Геральт. — Ничего я выблевывать не собираюсь.
— Ах, не собираешься. — Краснолюд хлестнул лошадей. — Тебе не хочется? Ты предпочитаешь глядеть и ухмыляться? Мне ты не скажешь ни слова, да? Но Венцку мог? «Прошу не рассчитывать на мой меч». Ах, как возвышенно, благородно, по-рыцарски! Иди ты к псу под хвост со своим благородством! И затраханной гордостью!
— Я просто-напросто хочу быть честным. Не хочу впутываться в этот конфликт. Хочу сохранить нейтралитет.
— Не выйдет! — рявкнул Ярпен. — Нейтралитет сохранить не удастся, понимаешь? Нет, ничего ты не понимаешь. Слушай, мотай с моей телеги и садись на коня. Прочь с глаз моих, зануда нейтральная. Ты действуешь мне на нервы.
Геральт отвернулся. Цири затаила дыхание. Но ведьмак не произнес ни слова. Просто спрыгнул с телеги, быстро, мягко, ловко. Ярпен переждал, пока тот отвяжет Плотву, и снова хлестнул лошадей, бормоча себе в бороду какие-то непонятные, но исключительно ярко звучащие слова.
Цири поднялась, чтобы тоже спрыгнуть и отыскать свою Каштанку. Краснолюд повернулся, окинул ее неприязненным взглядом.
— С тобой тоже одна мука, коза, — зло фыркнул он. — Больно нужны нам тут бабы и девчонки, черт побери, отлить с козел не могу, всякий раз приходится останавливать лошадей и лезть в кусты!
Цири уперлась кулачками в бока, тряхнула пепельной челкой и задрала нос.
— Да? — пустила она петуха. — Пива надо меньше пить, господин Зигрин, так реже хотеться будет.
— Тебе-то что до моего пива, сопливка!
— Не верещите! Трисс только что уснула!
— Моя телега! Буду верещать, ежели мне так желается!
— Бревно!
— Чего-чего? Ах ты, коза бесстыжая!
— Бревно! Бревно!!!
— Я те щас покажу бревно… О дьявол! Тпррр! Бревно!!!
Краснолюд сильно откинулся назад, натянул вожжи в последний момент, когда лошади уже собирались переступить через перекрывающий дорогу ствол сосны. Ярпен привстал на козлах, кроя по-человечьи и краснолюдски, свистя и рыча, остановил упряжку. Краснолюды и люди, соскочив с телег, подбежали, помогли отвести лошадей на свободную дорогу.
— Задремал, никак, Ярпен? — буркнул, подходя, Паулье Дальберг. — Черт, если б наехал, ось бы полетела, колеса к черту. Что ты, мать твою…
— Мотай отседова, Паулье! — рявкнул Ярпен Зигрин и зло хлестнул вожжами по конским крупам.
— Счастливец, — сладенько проговорила Цири, усаживаясь на козлы рядом с краснолюдом. — Сами видите, лучше держать на телеге ведьмачку, чем ехать одному. Вовремя я крикнула. А вот если б вы в это время… отливали с козел и наехали на бревно? Ну, ну. Страшно подумать, что с вами могло тогда случиться.
— Ты заткнешься?
— Уже молчу. Ни словечка.
Она выдержала не больше минуты:
— Господин Зигрин?
— Никакой я не господин. — Краснолюд тыркнул ее локтем. Ухмыльнулся. — Я Ярпен. Ясно? Давай поведем телегу вместе, э?
— Ясно. Можно подержать вожжи?
— Погодь, не так. Наложи на палец указательный, прижми большим, о, вот так. Левую так же. Не дергай, не натягивай слишком.
— Так хорошо?
— Хорошо.
— Ярпен?
— Ну?
— Что значит «сохранять нейтралитет»?
— Быть равнодушным, безразличным, — нехотя буркнул он. — Не давай вожжам провисать. Левую сильнее на себя!
— Как это «безразличным»? К чему безразличным?
Краснолюд сильно наклонился и сплюнул под телегу.
— Если скоя’таэли нападут на нас, твой Геральт намерен стоять и спокойно посматривать, как они будут перерезать нам глотки. Ты, вероятно, приткнешься рядышком, ведь это будет наглядный урок. Тема занятий: поведение ведьмака в конфликте разумных рас.
— Не понимаю.
— Этому-то я как раз нисколько не удивляюсь.
— Поэтому вы с ним ругались? Кто они, собственно, такие, эти скоя’таэли? Эти… белки?
— Цири. — Ярпен яростно растрепал бороду. — Это не для маленьких девчонок.
— Ну вот, теперь ты на меня злишься. Я вовсе не маленькая. Я слышала, как о белках говорили солдаты на заставе. Видела… двух убитых эльфов. А рыцарь говорил, что они… тоже убивают. И что среди скоя’таэлей не только эльфы. Краснолюды тоже есть.
— Знаю, — сухо сказал Ярпен.
— А ты ведь тоже краснолюд.
— Это уж точно.
— Почему же ты боишься белок? Они вроде бы дерутся только с людьми.
— Все не так просто, — задумался он. — К сожалению.
Цири долго молчала, покусывая нижнюю губу и морща носик. Потом сказала:
— Знаю. Белки борются за свободу. А ты, хоть и краснолюд, но работаешь в специальной секретной службе короля Хенсельта и ходишь как пес на поводке у человеков.
Ярпен хмыкнул, утер нос рукавом и выглянул с козел, проверяя, не подъехал ли Венцк слишком близко. Но комиссар, занятый беседой с Геральтом, был далеко.
— Слух у тебя что надо, деваха, прям как у сурка, — широко ухмыльнулся он. — Да ты и попонятливее тех, кому на роду написано рожать детей, варить похлебки да прясть. Тебе кажется, будто ты знаешь все? Это потому, что ты еще ребенок. Не делай дурашливых рожиц, годков тебе это не прибавит, только становишься еще некрасивее, чем обычно. Удачно, признаю, ты поняла скоя’таэлей, понравилось тебе это словцо. Знаешь, почему ты так хорошо их понимаешь? Потому что скоя’таэли тоже вроде детишек. Шпань, которая не понимает, что ее подзуживают, науськивают, что кто-то использует их ребячью дурость, подкармливая сказочками о свободе.
— Но ведь они действительно борются за свободу. — Цири подняла голову, взглянула на краснолюда широко раскрытыми зелеными глазами. — Как дриады в лесу Брокилон. Они убивают людей, потому что люди… некоторые люди творят им зло. Потому что когда-то это была ваша земля, краснолюдов и эльфов и этих, как их, низушков, гномов и других… А теперь тут поселились люди, вот эльфы и…
— Эльфы! — фыркнул Ярпен. — Уж если быть точным, как раз они-то тут такие не пришей кобыле хвост, как и вы, люди, хоть и прибыли на своих белых кораблях за добрых тысячу лет до вас. Теперь-то они наперебой лезут со своей дружбой, теперь-то мы братья, теперь-то лыбятся, болтают: «Мы сородичи, побратимы, мы Старшие Народы». А раньше ети их… хм, хм… Раньше-то у нас мимо ушей свистели их стрелы, когда мы…
— Так первыми в мире были краснолюды?
— Если быть точными — гномы. В этой части света. Потому что мир невообразимо велик, Цири.
— Знаю. Я видела карту…
— Не могла ты видеть. Никто еще не нарисовал такой карты, и сомневаюсь, что это вскоре случится. Никто не знает, что лежит там, за Огненными горами и Великим морем. Даже эльфы, хотя и похваляются, мол, знают все. Ни хрена они не знают, поверь мне…
— Хм… А теперь… Ведь людей гораздо больше, чем… чем вас.
— Потому что плодитесь вы как кролики, — скрежетнул зубами краснолюд. — Ничего вам не надо, только бы трахаться вкруг, без разбора, с кем попало и где попало. А вашим бабам стоит сесть мужику на штаны, как живот вздувается… Ну, чего покраснела, ровно мак полевой? Хотела понять? Вот тебе голая правда и верная история мира, которым владеет тот, кто удачнее разделывает другим черепа и быстрее накачивает своих баб. А с вами, людьми, трудно конкурировать как в смертоубийстве, так и в… траханье…
— Ярпен, — холодно сказал Геральт, подъехав на Плотве. — Сдержись немного, будь любезен, в выборе слов. А ты, Цири, перестань играть в возницу, загляни к Трисс, проверь, не проснулась ли и не надо ли ей чего.
— Давно уже проснулась, — проговорила слабым голосом чародейка из глубины фуры. — Но не хотела… прерывать очень, поверь, любопытную беседу. Не мешай, Геральт. Хотелось бы… побольше узнать о влиянии траханья на прогресс общества.
*******
Краснолюд молчал.
— Ярпен?
— Слушаю.
— Кто прав? Белки или вы? Геральт хочет быть… нейтральным. Ты служишь королю Хенсельту, хоть сам — краснолюд. А рыцарь на заставе кричал, что все — наши враги и что всех надо… Всех! Даже детей. Почему? Ярпен? Кто же прав?
— Не знаю, — с трудом проговорил краснолюд. — Я не набрался премудростей. Делаю так, как считаю нужным. Белки взялись за оружие, ушли в леса. Людей — в море, кричат, не зная даже, что это сомнительное требование им подбросили нильфгаардские лазутчики. Не понимая, что эти слова адресованы не им, а людям, что они должны пробудить людскую ненависть, а не боевой задор юных эльфов. Я это понял, поэтому то, что вытворяют скоя’таэли, считаю преступной глупостью. Что ж, через несколько лет меня за это, возможно, окрестят предателем и продажной тварью, а их станут именовать героями… Наша история, история нашего мира, знает такие случаи.
Он замолчал, поскреб бороду. Цири тоже молчала.
— Элирена… — неожиданно буркнул он. — Ежели Элирена была героиней, ежели то, что она сделала, называется геройством, то ничего не попишешь, пусть меня обзывают предателем и трусом. Потому что я, Ярпен Зигрин, трус, предатель и ренегат, утверждаю, что мы не должны истреблять друг друга. Я утверждаю, что мы должны жить. Жить так, чтобы позже ни у кого не пришлось просить прощения. Героическая Элирена… Ей пришлось. Простите меня, умоляла она, простите. Сто дьяволов! Лучше сгинуть, чем жить с сознанием, что ты сделал что-то такое, за что приходится просить прощения.
Он снова замолчал. Цири не задавала вопросов, так и просившихся на язык. Инстинктивно чувствовала, что этого делать не следует.
— Мы должны жить рядом, — продолжал Ярпен. — Мы и вы, люди. Другого выхода у нас нет. Двести лет мы об этом знаем и больше ста работаем на это. Ты хочешь знать, почему я поступил на службу к Хенсельту, почему принял такое решение? Я не могу допустить, чтобы то, над чем мы работаем, пошло коту под хвост. Сто лет с лишком мы пытались сжиться с людьми. Низушки, гномы, мы, даже эльфы. Я не говорю о русалках, нимфах и сильфидах, эти всегда были дикарками, даже когда о вас тут и слуху не было. Тысяча чертей, это тянулось сто лет, но нам как-никак удалось наладить совместную жизнь, бок о бок, вместе, нам удалось частично убедить людей, что мы очень мало отличаемся друг от друга.
— Мы вообще не отличаемся, Ярпен.
Краснолюд резко обернулся.
— Мы вообще не отличаемся, — повторила Цири. — Ведь ты мыслишь и чувствуешь так же, как Геральт. И как… как я. Мы едим одно и то же, из одного котла. Ты помогаешь Трисс, и я тоже. У тебя была бабушка, и у меня… Мою бабушку убили нильфгаардцы. В Цинтре.
— А мою — люди, — с трудом сказал Ярпен. — В Бругге. Во время погрома.
********
Цири осмотрелась. В дыму догорающих фур мелькали силуэты вооруженных людей. Кругом валялись ящики и бочки. Часть разбилась, и их содержимое рассыпалось. Обычные булыжники. Девочка изумленно взглянула на них.
— Помощь Демавенду из Аэдирна, — скрежетнул зубами стоявший рядом Ярпен Зигрин. — Секретная и невероятно важная помощь. Обоз спецназначения.
— Это была ловушка?
Краснолюд обернулся, взглянул на нее, на Геральта. Потом снова глянул на вывалившиеся из бочек камни, сплюнул.
— Ага. Ловушка.
— На белок?
— Нет.
Убитых сложили в рядок. Они лежали бок о бок — эльфы, люди и краснолюды. Был среди них и Янник Брасс. Была темноволосая эльфка в высоких сапогах. И краснолюд с черной, блестевшей от запекшейся крови бородой, заплетенной в косички. А рядом с ними…
— Паулье! — рыдал Реган Дальберг, держа на коленях голову брата. — Паулье! Зачем?
Все молчали. Даже те, кто знал зачем. Реган повернул к ним искаженное болью, все в слезах лицо.
— Что я скажу матери? — простонал он. — Что я ей скажу?
Все молчали.
Неподалеку, окруженный солдатами в черно-золотых цветах Каэдвена, лежал Венцк. Он тяжело дышал, и при каждом выдохе на его губах вздувались кровавые пузыри. Рядом стояла на коленях Трисс, над ними — рыцарь в блестящих латах.
— Ну как? — спросил рыцарь. — Госпожа чародейка? Он выживет?
— Я сделала все, что могла. — Трисс встала, сжала губы. — Но…
— Что?
— Они пользовались вот этим. — Она показала стрелу со странным наконечником и ударила ею по стоящей бочке. Кончик стрелы разделился, расщепился на четыре шипастые крючковатые иглы. Рыцарь выругался.
— Фредэгард… — с трудом проговорил Венцк. — Послушай, Фредэгард…
— Тебе нельзя говорить, — резко сказала Трисс. — И шевелиться! Заклинание едва держит!
— Фредэгард, — повторил комиссар. Кровавый пузырь у него на губах лопнул, на его месте тут же образовался новый. — Мы ошибались… Все мы ошибались. Это не Ярпен… Мы несправедливо подозревали… Я ручаюсь за него. Ярпен не предал… Не пре…
— Молчи! — крикнул рыцарь. — Молчи, Вильфрид! Эй, быстро, давайте сюда носилки! Носилки!
— Уже не надо, — глухо проговорила чародейка, глядя на губы Венцка, на которых больше не вздувались пузыри. Цири отвернулась. Прижалась лицом к Геральту.
Фредэгард выпрямился. Ярпен Зигрин не смотрел на него. Он смотрел на убитых. На Регана Дальберга, по-прежнему стоявшего на коленях возле брата.
— Это было необходимо, господин Зигрин, — сказал рыцарь. — Война. Был приказ. Нам надо было убедиться…
Ярпен молчал.
— Простите, — шепнул рыцарь и опустил глаза.
Краснолюд медленно повернул голову, взглянул на него. На Геральта. На Цири. На всех. Людей.
— Что вы с нами сделали? — проговорил он с горечью в голосе. — Что вы сделали с нами? Что вы сделали… из нас?
Никто не ответил.
Глаза длинноногой эльфки были стеклянными и матовыми. На ее искривленных губах застыл крик.
Геральт обнял Цири. Медленно отколол от ее курточки белую, покрытую темными пятнышками крови розу, молча бросил цветок на тело белки.
— Прощай, — шепнула Цири. — Прощай, Роза из Шаэрраведда. Прощай и…
— Прости нас, — докончил Геральт.
Journal information